Итак, я попробовал представить себе идеальное на мой вкус исполнение этого концерта
Кажется в первую очередь, что тут нет никаких отношений солист/оркестр, а скрипка
абсолютно всегда на первом плане, и все направлено на создание одного центрального
образа, - скажем, такого странного зверька, акробата, и женщину, и мужчину сразу, который
непрерывно и безостановочно в каком-то диком, взвинченном, закрученно-нервном
состоянии выполняет сразу одновременно несколько головокружительных, смертельных,
невыполнимых трюков (оркестр тогда – как бы кулиса, зрители в цирке/кабаре, но и более
широкая – все горожане, и дальше – все носители этой декадентской культуры).
Если искать художника, представляющего какой-то стиль в самом чистом и адекватном виде,
то, пожалуй, лучше Шенберга – представителя экспрессионизма – не найдешь... Все здесь
происходит в ИСУКСТВЕННОМ пространстве, в каком-то фантастическом искусственном
городе, где и свет, и воздух искусственные, и даже время можно крутить куда захочешь, -
наподобие всяких футуристических фильмов начала века, вроде „Метрополиса“. И даже
ощущение кошмарного сна – не как во сне, а какое-то сконструированное, искуственное. И
дикая эмоциональная взвинченность – этот „зверек-акробат“ постоянно на пике то ли
эротики, то ли агрессии, и все моменты усталости и, казолось бы, лирической
откровенности, остановки, оказываются тоже обманчивыми, своего рода трюками, и так же –
моменты каких-то пророческих „вещаний“, - так вот и вся эта нервная взвинченность
кажется то же искусственной. Т. е. У меня ощущение, что этот герой концерта – жертва,
мучитель, объект культа, объект ненависти – НЕ ДЫШИТ, он тоже искусственный,
деревянный.
Конечно, это своеобразнейший мир, и я не знаю, с кем это сравнить. И, конечно, это можно
исполнить с блеском, ошеломляюще. Для этого, по-моему, нужно, как я писал уже раньше, в
первую очередь проникнуться этим приемом „шпрехгезанга“. Все мелодии, фразы, мотивы
там – исключительно конкретные, и исключительно „говорильные“ (со всеми возможными
оттенками, от шепота до криков и стонов, хихиканья, непристойных звуков и т. п.), либо –
такие „рискованно-акробатические“, на грани срыва (и физического, и нервного).
...Теоретически я понимаю, как это может увлечь и восхитить, но мне самому это все-такие
остается чуждым и представляется в конечном итоге – не более, чем декоративным... Тут как
бы все ориентировано на сознательное восприятие (надо заметить, узнать, даже внутренне
назвать все, что услышишь), и как бы с установкой шокировать это воспринимающее
сознание. Но музыка воспринимается не сознанием...